Малая проза

За что убили Сусанина?

Отзыв о сборнике рассказов Т. Толстой «Не Кысь»

Нр-р-равится мне, всё-таки Толстая! Так уж аппетитно Татьяна Никитична пишет! Глотать её книги – это не метафора, а прямое описание процесса, который мне довелось испытать.
Да простится моё гастрономическое упрямство, но здесь деликатесы на все вкусы: большое, сытное тесто содержания, едкие перчинки остроумия, сладость прикосновения к чистому, богатому (ну, какую ещё банальность сказать?) русскому языку, горечь сомнений и сожалений, - просто Похлёбкин отдыхает.

Приятная заочная встреча с человеком, который способен думать красиво, найти оригинальный угол зрения на обыденные, казалось бы, вещи. Не скрою, прорезалось и моё ущемлённое чувство гордости за нашу сестру, женщину, безапелляционно считаемую некоторыми «мушшинами» недалёкой и обусловленной единицей, созданной для их обслуживания и, не понятно почему, ропщущей. Никакой обиженной самости (от слова самка), стиль человека разумного. «Вот же, ведь могём!» - восклицала я, ухохатываясь над её описаниями стереотипических представлений (заметьте, общих, а не исключительно мужских) о богатстве, о красоте, о половых отношениях и т.д. Хотя, почему «могём»? Может-то она, Толстая. Слепая женская солидарность? Спрашиваю себя и слышу, как чувство сопричастности, неизбежно возникающее при встрече с талантливым и прекрасным, говорит во мне - ты тоже можешь, только сбрось шоры поверхностного восприятия, сделай шаг в неизвестное, и жизнь засверкает новыми красками…
Наверное, столь вдохновляюще и воздействует на умы настоящее искусство, а то, что Толстая тоже из дамского племени – это совпадение (для вас) и честь (для меня).

Нет, неужели так уж всё-всё понравилось? Не всё одинаково. Восхищаться могу долго, это очень приятно, но так и быть, заставлю себя подкинуть в огород пару камушков. Начну с очень личного, в смысле, субъективного. Возможно, привитое русской классикой, во мне постоянно пульсирует ощущение, что автор в своём произведении обязан «раздеться до костей». Вывернуть себя наизнанку, и представить ошеломлённым взорам читателей расчленённое нутро, со всей его неприглядностью, изобилием, «гнилым ливером» или «богатством душевных переживаний». Не беря в пример саркастические очерки Толстой на общие темы, где подразумевается взгляд со стороны, не могу отделаться от впечатления, что даже в самых автобиографичных рассказах она как-то ускользает от возможного привычного «раздевания». Стоп, дальше моя территория! И перед любопытным носом мягко и вежливо закрывают дверь.
Давно, в пионерской юности, я читала статью о приезде в тогда ещё Советский Союз американской девочки – вестника мира. Маленькую, но важную персону принимали в самом лучшем нашем пионерлагере на морском побережье. И ей, представьте, было там плохо. Потому, что в столовой подавались только вилки да ложки, никаких салфеток и ножей (ещё бы нашим пионерам дали ножички!), а по команде «отбой» ей приходилось переодеваться в пижаму в присутствии пятерых её «сокамерниц» (хоть и, понятно, лучших в СССР, и не четырнадцати, как в обычных лагерях). Очень этим смущалась юная американка, видимо впитавшая с рождения понятия о прайвеси и личном пространстве.
Много и смачно насмехается Татьяна Никитична над типичными американскими «святынями», над обывательскими страхами и условностями макдоналдсового общества, а всё равно очень напоминает мне именно ту маленькую американскую девочку, которая даже ради мира во всём мире не может брать вилку в правую руку и показывать пионеркам своё исподнее.

Поймите меня правильно, я не о бульварно-альковном интересе пекусь. Этим сыты по горло, а кто не сыт – милости просим по «жёлтой» кирпичной дорожке в страну газетных виртуалов-вуайеристов. Мне интересно отношение автора, именно личное, к тому, что называют «вечными темами», потому что книга – это беседа двух людей о самом важном. Жизнь, конечно, у каждого своя, но мало кто доходит в ней до такой степени отчуждения и идиотизма, чтобы ни разу не встретиться с любовью, ненавистью, дружбой, браком, предательством, страстями и соблазнами, и фиг его знает, чем ещё. Как Вы, Татьяна Никитична, переживали эти встречи? – вот основной вопрос для меня, на который я не всегда находила ответ, погружаясь в таинственные и изысканные джунгли её рассказов.
Похоже, я туповата, но мне не слишком нравится догадываться – приёмчик, излюбленный современными кинематографистами, писателями и журналистами, - думайте, мол, что хотите, я всё сказал. Пусть в интонации, оттенках слов, но я хочу чувствовать, как творец относится к описываемому.
То, что отнесено Толстой к разделу «Сейчас» - мне нравится, возможно потому, что я, сопливая девчонка с постперестроечной юностью, тяготею к нервному ритму нового века, мне близок его язык. А вот об остальном, сакральном и самом интригующем по смыслу, такого сказать не могу.
Татьяна Никитична, милая! Только безоглядно влюбившись в Вас и Ваше творчество, возьму на себя смелость делать подобные замечания. Вероятно, по всем философским понятиям, по велению женской мудрости необходимо соблюдать текучесть и ускользать, всё время ускользать от прямых ответов. Предлагая вместо них послушать шорох листьев или звон трамвая, шелест рваной газеты, мучимой ветром или тиканье уютных домашних ходиков. Это похоже на то, как китайские художники рисуют иероглифы водой на асфальте или буддисты собирают мандалы из цветных зёрнышек риса и тысячу сто одиннадцать раз разбрасывают их у ног статуи Будды. Красиво, беспечно, медитативно. Без суеты и заботы о будущем. Без выводов и доводов. Какую-то часть жизни можно (и нужно) посвятить выбранному виду неделания. А когда наступает другая часть, хочется посоветоваться с мудрым человеком. И раз Ваша книга оказалась в моих руках, то это не случайно, значит сегодня мой советчик – Вы. Не сомневайтесь, мне интересно. Только трепет занавесок и откровение заката я могу наблюдать безо всяких посредников, даже очень талантливых, а для дружеской беседы припасаю трепет души и откровения сердца.

Наверное, отзыв мой о сборнике написан не по правилам. Надо бы отметить колоссальную эрудицию (одних только незнакомых слов я там встретила штук восемь), удивительную широту познаний в истории («Анастасия, или Жизнь после смерти», «Неугодные лица»), в искусстве («Квадрат»), в литературе («Русский человек на рандеву», «Любовь и море»), в культурных традициях стран мира («Николаевская Америка», «Туристы и паломники», «Дедушка-дедушка…») и много-много чего ещё… А смысл? Это ведь очевидно для каждого, кто соблаговолил познакомиться с творчеством Татьяны Толстой.
Можно уж, я о своём, о девичьем? Ещё один субъективный камушек. Точность попадания в больные места у Толстой поразительная, граничащая с мастерством хирурга. Некоторые скрытые или даже скрываемые движения человеческой души подвергнуты резекции безжалостно («Охота на мамонта», «Поэт и муза», «Человек, выведи…», «Ложка для картоф.» и др.) Чтобы рука не дрогнула при таких операциях, я не знаю просто, какая степень отстранённости нужна! Завораживает и восхищает. Но вот доктор умывает руки стерильной щеточкой и думает : «Хорошо, что я – врач, со мной такого не бывает». Не потому, что он дурак или ясновидящий, а потому, что привык отстраняться, находясь по ту сторону скальпеля. И, возвращаясь от аллегорий к литературной теме, признаюсь, мне кажется, что Татьяна Никитична, в силу огромного писательского опыта, обрела такого свойства привычку.
Когда я училась плавать, мне долго не могли объяснить, как можно держать голову над водой – я ныряла и, насколько духу хватало, плыла без вдохов. Получалось недолго. Спустя время, научившись плавать в обычном поверхностном режиме, я привыкла и забыла, как это нырять-то вообще. И снова мучительными тренировками восстанавливала утраченные навыки.
В творчестве, как в омут с головой, приходится нырять в выбранную тему каждому автору, иначе нет искренности, нет достоверности – одна теория. И выбираться из пучины, осматриваться тоже необходимо, не то и потонуть недолго. Самые мои любимые произведения написаны именно в таком ритме: вдох-выдох. В такт с Татьяной Толстой я попадаю не всегда. Вот он, вдох, глубокий, развёрнутый, а дальше? «Выдыхай, бобёр! Выдыхай!» А дальше – сама, сама. И вроде, доверяют тебе, а всё равно обидно, что бросили на самом интересном месте.
Маловато будет просто указать перстом, как не надо. Хотелось бы почувствовать, как надо. Ведь есть варианты. Кто, если не вы, выдающиеся люди, всем своим творчеством доказавшие, что вам можно доверять, способны повести за собой? Мне кажется, что время, когда простые зарисовки действительности могли удовлетворять естественное человеческое любопытство, безвозвратно ушло.
Праведные вопли: Культура гибнет! Интерес к литературе утрачен! – вовсе не случайны. Для среднестатистического читателя представления о поэзии, испорченные школьной программой, сводятся к «лютикам-цветочкам», «нивам бескрайним» и «розам-слёзам», ну на крайняк «я вас любил, любовь ещё быть может». Кому сейчас жизненно важно, как чуден Днепр в хорошую погоду и чем там принакрылась берёзка? Активистам Гринписа? Хотя вопить, конечно, бесполезно, лучше в «консерватории», то бишь в гуманитарном образовании что-то подправить. А те, кто литературу создаёт фактически на наших глазах, то есть современные авторы, по-моему, будут не правы, инфантильно предаваясь игре в прятки. В вихревой воронке тысячелетий, стал важен каждый голос, отданный «за» или «против», каждая позиция имеет решающее значение. И мыслящие, чувствующие, творческие люди призваны помочь сделать свой выбор, простите за патетику, потребителю их авторского продукта, пусть даже он (потребитель) отвергнет точку зрения автора.

За что убили Сусанина? За обман? Да полякам и в голову не приходило, что их куда-то не туда ведут, пока он им самоотверженно не признался. Хрен его знает, какой дорогой можно добраться до цели, особенно в России. Всё просто, убили, потому что вёл, но не довёл. Чащоба, болото, смерть. И хотя этот Иван национальный герой, и худое слово про него сказать – грех, всё-таки нашим любимым писателям уподобляться ему, по-моему, не стоит. Во избежание…